Исповедь души. Страница 2

«Сара! Наш рейс в девять. Тебе надо быть в аэропорту на час раньше, чтобы пройти досмотр, и у оформления международного багажа строго ограниченное время. Полет долгий. Оденься удобно. Джейкоб будет внизу в семь, чтобы отвезти тебя. ЕСЛИ ты решишь ехать. Крис».

Ни «я люблю тебя». Ни «пожалуйста, приезжай».

Впрочем, ничего удивительного. Это же Крис, и пусть я не знаю всех его секретов, я знаю его самого. Знаю, что это одна из его проверок. Знаю, что ему нужно, чтобы это было мое решение, принятое мною самой, а не под влиянием его слов. Поэтому его здесь и нет.

Неожиданно меня осеняет: я знаю это. Знаю, что он думает. Знаю его. Эти мысли успокаивают. Со всех сторон, которые важны, которые имеют значение, я его знаю.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на часы слева от входа в кухню, и натужно сглатываю. Сейчас почти шесть. У меня есть час, чтобы решить, уезжаю ли я из страны с Крисом, и собрать вещи.

Я опускаюсь на пол и прислоняюсь к тому самому окну, к которому прислонялась в ту первую ночь, когда он привел меня сюда. Я обессилена и чувствую себя такой же голой и незащищенной, как и тогда.

Один час. У меня один час, чтобы добраться до аэропорта, если решу ехать. Джинсы мои грязные от того, что я каталась по земле, когда сумасшедшая пыталась убить меня, а волосы кажутся длинным темным занавесом, таким же тяжелым, как и мои мысли. Мне надо принять душ. Мне надо поспать.

Мне надо немедленно принять решение о том, что я буду делать.

Одетая в мягкий спортивный костюм из черного бархата, с сумкой через плечо, я смотрю на выход с надписью «Сан-Франциско – Даллас – Париж».

Я приехала. У меня на плече сумка. У меня посадочный талон. Я делаю судорожный вдох и чувствую, что мне трудно дышать, что прежде бывало со мной только дважды. Один раз, когда мне сказали, что мама умерла от сердечного приступа, а второй, когда я была у Ребекки на складе и погас свет. Почему это происходит со мной сейчас, не знаю. Просто чувствую, что совершенно не владею собой.

По селектору называют мое имя. Пора идти на посадку.

Кое-как делаю шаг вперед и поднимаю руку, давая дежурной знать, что я здесь. Вручаю свой билет, почти не видя ее, и сиплым голосом отвечаю на вопросы, которые через две секунды уже не помню. Мне надо срочно привести дыхание в норму, пока не лишилась чувств; я определенно на грани обморока. Ненавижу в себе эту слабость. Когда же я, наконец, перестану быть слабой?

Колени мои дрожат, когда я вешаю на плечо свою сумку от Луи Виттона, которую Крис купил, когда мы ездили в Напу навестить его крестных родителей.

Я тащусь по пандусу, заворачиваю за угол, и сердце мое екает в груди. Крис стоит у дверей в самолет, дожидаясь меня, и выглядит таким мужественным и совершенно неотразимым в своих джинсах, синей майке и байкерских ботинках. С однодневной щетиной и восхитительно взъерошенными длинными белокурыми волосами он – само совершенство и суровая красота. И все остальное, кроме него, меркнет, и все в моем мире вновь встает на свои места.

И вот я уже бегу к нему, а он встречает меня на полпути и заключает в теплые, сильные объятия. Его привычный, пряный, такой земной запах окутывает меня как облако, проникает внутрь, и я снова живая, дышу свободно, под ногами у меня твердая почва, и в душе не осталось никаких сомнений. Мое место там, где Крис.

Я обвиваю его руками и прижимаюсь к твердому телу. Его рот завладевает моим, и этот его вкус, острый и мужской, затопляет меня с головы до ног. Я дома. Я дома, потому что с ним. И я целую его, как в последний раз, словно умираю от жажды, а он единственный, кто может ее утолить. И я верю, что так оно и есть. Он всегда был ответом на вопрос, чего не хватает в моей жизни, еще даже до того, как я встретила его.

Он отрывает рот от моего рта, и я хочу притянуть его назад. Вкусить еще немножко. Я вновь тяжело дышу, но теперь от эмоций, желания и страсти.

Он отводит с лица мои свежевымытые шелковистые волосы и смотрит на меня своими серьезными зелеными глазами.

– Скажи, что ты приехала, потому что сама этого хотела, а не потому что я вынудил тебя.

– Ты не уедешь без меня, – обещаю я и надеюсь, он слышит все, что это означает. Я не сказала, что он не уедет. Я сказала, что он не сделает этого без меня.

Мгновенное понимание вспыхивает у него на лице, просачивается в глубину испытующего взгляда.

– Я не хотел принуждать тебя, – говорит он сиплым, страдальческим голосом. Этот мужчина живет в постоянных душевных муках, и я умираю от желания развеять их. Он колеблется. – Мне просто надо было…

– Я знаю, что тебе было надо, – шепчу я, гладя пальцами его скулу. Я понимаю то, что должна была понять еще раньше. – Тебе надо было убедиться, что моя любовь к тебе достаточно сильна, чтобы сделать это. Тебе надо было убедиться в этом до того, как ты позволишь мне узнать то, что я узнаю в Париже.

– Мистер Мерит, пожалуйста, проходите на посадку, – кричит стюардесса от двери.

Никто из нас не смотрит на нее. Мы не отрываясь глядим друг на друга, и я вижу игру эмоций на лице Криса, эмоций, которые он позволяет видеть только мне. И для меня это значит все на свете. Он хочет, чтобы я увидела то, что он больше никогда никому не показывает.

– Последняя возможность отступить, – тихо говорит он, и в голосе его слышатся нотки нерешительности, а в глазах мелькает что-то похожее на страх. Боится, что я пойду на попятный?

Да, наверное, но не только это. Еще он боится, что я не отступлюсь, боится того, что он еще не открыл. И мне трудно не бояться вместе с ним, когда я видела кое-какие из весьма темных сторон Криса. Что ждет нас в Париже? Что, как он считает, потрясет меня, когда я об этом узнаю?

– Мистер Мерит.

– Знаю, – резко отзывается он, не отрывая от меня взгляда. – Пора, Сара.

– Что бы там ни было, – говорю я, – я справлюсь. Мы справимся. Вместе. – Я вспоминаю, как он сражался за мою честь с моим бывшим и моим отцом. Крис дает мне то, чего я хочу, открывая закрытые двери своей жизни, своих чувств, и я не позволю ему пожалеть. Я буду бороться за него и за нас.

Я переплетаю наши пальцы.

– Поехали в Париж.

В самолете моя надежда на некоторое уединение быстро улетучивается, когда мы останавливаемся у первого ряда и я обнаруживаю пожилую женщину в яркой фиолетовой рубашке, занимающую место рядом с нашими. Она посылает мне улыбку, такую же стопроцентно дружескую, как и ее гавайская рубашка, и я умудряюсь ответить ей тем же, что нелегко, учитывая мое эмоциональное состояние. И как тяжело я переношу полеты.

Крис пропускает меня вперед, и я сажусь у окна, а он тем временем размещает мою сумку в багажной корзине над головой. Я очарована этим мужчиной, который стал моим миром. Мой взгляд скользит по красивым чертам лица, широким плечам, перекатывающимся под майкой мускулам. И от одной лишь мысли о том, каким неотразимым он выглядит без ничего, с одной лишь яркой красно-желто-синей татуировкой дракона, выглядывающей из-под правого рукава, меня обдает жаром с ног до головы. Я люблю эту татуировку и ту связь, которую она имеет с прошлым и которую мне скоро предстоит узнать. Я люблю его.

Закрыв багажную ячейку, Крис тихо говорит что-то нашей пожилой попутчице, и она улыбается в ответ. Я тоже улыбаюсь, наблюдая за ними, пока не замечаю проблеск печали в глазах Криса, напоминающий мне о боли, которую он прячет под своим неотразимым обаянием. Мое решение лететь с ним в Париж было абсолютно правильным. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы избавить его от этой боли.

Когда Крис устраивается на сиденье между мной и нашей попутчицей, я бросаю взгляд на повязку у него на лбу, потом на руке. Я знаю, что прошлой ночью он ударился головой, но что он и руку повредил – не знала.

Спазм сжимает мне горло, когда я думаю, как легко он мог умереть, когда спасал мне жизнь.

– Как ты? – спрашиваю я, мягко накрывая повязку рукой.